Ангел
мой плачет все время. Спрашиваю: - что с
тобой? Молчит. Прикрывается крылом. Прячет лицо. Не могу понять, разобраться.
Помочь не могу. Пробую заглянуть в глаза
- отворачивается. Щитом «да все
нормально..» отбивает любые «объясни».
Что
делать с ним, не знаю?
***
Странные
дни какие-то… мысли странные, тягучие, как кисель ... Тоскливо, будто умер кто-то. Кто?
Незнакомый
покойник, о ком я грущу, где могила твоя? Куда принести цветы? На какой
кладбищенской скамейке, под тополем, где тишина рвет уши, уткнуться носом в желтые от табака ладони и взвыть
зверем? И грезить, что мама пришла и гладит волосы. И успокоиться, когда
закончатся слезы и станет пусто внутри. До звона. До рвоты. До обморока.
Где?
***
Лето умирает. Уставшим абрикосовым деревом с привязанным грубой
веревкой, выбеленным на солнце, парусом пустого гамака.
Лето умирает. Кровавым солнечным
зрачком, закатывающимся за желтые пшеничные ресницы дальнего зрелого поля.
Лето умирает. Темно-серой,
обжигающей волной, бездомной собакой лижущей белые пятки, ступающие по кромке мутного
холодного моря.
Лето
умирает. Гусиной кожей на загорелых руках в ярких браслетах. Вздернутыми вверх от
холода худыми плечами. Кофтой в сумке. Арбузными
мячами на асфальте. Грязными кедами. Сломанной бадминтонной ракеткой. Яблоками …
Лето умирает.
***
доченьке ….
О том, что
жизнь хрупка, коротка и несправедлива - я никогда не скажу тебе.
Жизнь ярка, искриста, легка.
И принц обязательным атрибутом всех девичьих сказок, и замок, и счастье без границ.
Все это есть. Или будет.
Верь мне!
О том, что
горе бывает глубиной в сто могил, а слез может быть с небольшой океан - я никогда не скажу тебе.
Мы будем жить вечно. Горе
лечиться мамиными руками, а слезы высыхают
в пять минут, стоит только подставить лицо ветерку.
Верь мне.
О том, как от
боли стонет тело, воет душа и пульсирует разум - дай Бог, никогда не узнать
тебе.
Сбитая коленка – самая сильная боль. Грубый мальчишка – самая
обидная обида. Разбитая чашка – нет беды
страшнее. Вылечим. Выдержим. Купим.
Верь мне.
Пожалуйста,
верь мне.
